В 1983 году в советский прокат вышел польский фильм «Знахарь» режиссера Ежи Гофмана – экранизация одноименного романа Тадеуша Доленги-Мостовича. В кино картину посмотрели 41 млн человек. В фильме рассказывается история знаменитого хирурга Рафала Вильчура, который становится жертвой нападения и теряет память. Кажется, жизнь повернулась спиной – бывший профессор в одночасье лишается имени, дочери, положения в обществе, крыши над головой. Но во время скитаний в нем просыпается врачебный талант – под именем Антония Косибы он становится знахарем.
Смотрите мелодраму «Знахарь» в субботу, 4 июля, в 22.20 и в воскресенье, 5 июля, в 10.10 на телеканале «Мир».
Сегодня слово «знахарь» приобрело ироничный оттенок, для современного человека это кто-то сродни бабке-гадалке. Однако до второй половины XIX века в Российской империи знахари были единственным источником медицинской помощи для крестьян. Квалифицированные лекари имелись даже не в каждом провинциальном городе, не говоря уж об удаленных деревнях, их приходилось выписывать из губернского центра.
Согласно Толковому словарю Ожегова, «знахарь – это лекарь-самоучка, действующий собственными примитивными способами, часто с колдовскими приемами». Зачастую они имели специализацию: были травники, костоправы, как герой фильма Гофмана, апитерапевты, специализировавшиеся на пчелолечении, и другие. Сверху – фрагмент картины «Знахарь» Григория Григорьевича Мясоедова, основателя Товарищества передвижных художественных выставок, часто изображавшего крестьянский быт. Художник написал обычную для простых людей того времени сцену: две женщины пришли «на прием» в избу знахаря. Они с предельным вниманием и интересом наблюдают за тем, как он творит заговор над ковшиком с водой или каким-то зельем.
Мы видим антураж избы знахаря: на бревенчатых стенах развешаны сушеные травы, в высокой деревянной ступе с пестиком, стоящей на полу, готовится снадобье, на полочке можно разглядеть какие-то склянки и мешочки. Знахарь – бедно одетый пожилой человек с седыми растрепанными волосами. У него рваные штаны, но вид не истощенный – за свои услуги знахари часто получали не деньги, а еду и вещи, порой – угощение в кабаке. Так, женщины принесли с собой миску с яйцами и кусок холста. Судя по всему, их привело в этот дом не горе – помимо лечения знахари занимались и колдовством, а именно заговорами, хотя приравнивать знахаря к колдуну не стоит. На картине Фирса Журавлева знахарка тоже занимается заговором.
Как правило, знахарями становились одинокие холостяки – бобыли – или пожилые вдовы. Если на севере страны этим занимались в основном мужчины, то на юге и в Малороссии – преимущественно женщины. Секреты лечения передавались устно, как правило, по семейной линии. Считалось, что знахарь, раскрывший свои тайны посторонним, лишится магической силы, поэтому заговоры читались шепотом, произносящих их называли шептунами, а сами заклинания – шепотками.
Знахари знали целебные свойства различных средств животного происхождения, трав и минералов, изготовляли мази и настойки. Лечили меланхолию, бессонницу, головные боли, боли в животе, сердечные болезни, переломы, вывихи, диарею, залечивали раны и ожоги, делали кровопускания. Многие их средства действительно были уместны, например, черника при диарее, лук и чеснок для предупреждения цинги, наложение лубков (шин) при переломах, массаж.
К сожалению, не все знахари были действительно знающими, до наших дней дошли некоторые странные рецепты. Так, благодаря материалам судебных процессов XVIII века известно, что от «сердечной болезни» заваривали в воде или в щах сенную труху. Одна крестьянка из Путивля использовала от воловьих ран пойманных в поле, убитых и сушеных кротов. Этих сушеных кротов прикладывали прямо к ранам.
Коломенский коновал Трофим Жеребец лечил «крестьян и жен их просьбе из от внутренней сердечной болезни, также, ежели у кого случатся наружные раны, а какие именно болезни не знает, то и от них лечил он без всякой платы и, сыскивая по полям и по лугам, давал он от сердечной болезни пить в квасу называемую траву сердечник, а от ран траву ж называемую медвежья лапка, которую и прикладывал он к тем ранам».
Со временем развелось множество мошенников – бродяг, прикидывающихся знахарями, чтобы получать внимание, почет, еду, деньги и даже интимные приключения. В XVIII веке Василий Татищев писал в духовном завещании своему сыну:
«В деревне, где ты жить будешь, необходимо при себе иметь должно лекаря искусного, дабы как для самого тебя, так и для крестьян своих и посторонних, в случае болезни, мог скорее помощь подать, что весьма сожалетельно: по неимению таких искусных людей, от деревенских проклятых обманщиков, ворожей, шептунов и колдунов, от их безумных и вымышленных лекарств весьма много напрасно народу гибнет, от чего и в неизлечимую болезнь приходят, а иные и вовсе умирают». Такого же мнения был и Михаил Ломоносов, который считал, что вывести чары и ворожей нужно «размножением докторов и аптек».
Вот что рассказывал сибирский публицист Н.М. Ядринцев в 1871 году: «По всей Сибири вера в наговоры, заговоры, присушку, порчу и колдовство необыкновенно развита и распространена несравненно более, чем в России. Рассказывают, что при входе бродяг в деревню женщины кидаются к ним с расспросами, не умеет ли кто присушивать и нет ли среди них знахарей. В этом случае бродяги служат самыми близкими поверенными сердечных тайн. Некоторые бродяги нарочно несут с собой разные корешки, травы, камешки, глину и всякую дрянь для мистификации и лучшего удостоверения своего звания. Как только откроется знахарь, а за ним дело не стоит, сейчас же сбегаются женщины, несут молоко, хлеб, холст и обращаются с просьбами. Тогда бродяга-знахарь наговаривает на волосок, на щепочку, «дабы раб Божий N сох также по рабе Божией N, как эта лучинка иссохнет на печке».
Во второй половине XIX века, после упразднения крепостного права, в России появилась земская медицина, которая позволила сельскому населению пользоваться услугами квалифицированных докторов, которых поначалу сильно не хватало. Этнограф В.Г. Тан-Богораз писал, что «деревенская Россия вся расписана на колдовские приходы, нисколько не хуже церковных. В каждом селе четыре основные фигуры: священник, учитель, фельдшер, колдун. Частенько не хватает учителя, фельдшера, батюшки, но колдун уж, наверное, есть».
Мария Аль-Сальхани
