Не так давно в Уфе появилась необычная услуга – «зоотакси». Организовал перевозку пернатых и хвостатых местный житель Дмитрий Стрельников. Он помогает волонтерам перевозить редких и больных животных, доставляет их на лечение, передержку или к новым хозяевам. Дмитрий соглашается перевозить даже тех зверей, которых не возьмет ни один другой водитель. Среди его пассажиров – не только кошки и собаки, но и совы, ястребы, соколы, кролики, хорьки, шиншиллы, земноводные… Заработанные деньги мужчина тратит на благотворительность и корм для собственных животных. Сказать, сколько их, он затрудняется: какие-то питомцы живут у него временно, пока не найдут новый дом, но многих Дмитрий оставляет навсегда. Сейчас под его крышей проживает порядка 60 животных.
Узнав о том, чем он занимается, многие думают, что Дмитрий посвятил животным всю сознательную жизнь, но это не так. Перевозить зверей он начал полтора года назад, а название «зоотакси» использует лишь последние пару месяцев. До этого у него был прибыльный бизнес, квартира в Москве и прекрасная безбедная жизнь. Почему он решил бросить все и посвятить себя братьям нашим меньшим, как сотрудники ДПС реагируют на выглядывающую из машины сову и откуда в новогоднюю ночь в московской квартире взялся «роковой» белый кролик, Дмитрий Стрельников рассказал в интервью «МИР 24».
– Дмитрий, на первый взгляд, у вас самая обыкновенная машина – так сразу и не поймешь, что вы оказываете такие необычные услуги. Не думали сделать какие-то опознавательные знаки, логотипы?
– Дело в том, что работа в зоотакси приносит очень мало денег. Кого-то я вожу совсем дешево, кого-то вообще могу отвезти бесплатно, потому что я понимаю, что есть такая необходимость, а у людей просто нет денег. Домой я возвращаюсь, заработав в лучшем случае 800-1000 рублей. А съедают все мои «детки» – на тысячи полторы [рублей] в день. Поэтому внешний вид машины я пока не менял. Единственное, в типографии заказал наклейки. Но внутренний антураж немного поменялся: внутри я сделал более удобный каркас, который можно снимать и демонтировать, потому что уже есть практика со сложными животными – появилось понимание, как их перевозить, как правильно и быстро обрабатывать машину дезинфицирующими средствами.
– Как вы перевозите больных или агрессивных животных? Для этого, наверно, нужны какие-то специальные приспособления?
– В задней части салона у меня лежит широкая доска, она раскладывается, на нее стелется одноразовая стерильная медицинская простынь. Если животное агрессивное или конфликтное, то спереди ставится отсекатель, то есть заслон – чтобы животное не могло добраться до водителя и пассажира. Слава богу, такая необходимость возникает редко. Недавно, когда в Башкирии начались заморозки, моя машина сломалась и некоторое время была в ремонте, я вынужден был кататься на арендном автомобиле. Машина вышла из ремонта четыре дня назад, а на следующий день я перевозил тяжелое животное – слепую собачку – в другой город. Началась пурга, гололед; встречная фура стащила меня с дороги, и я разбил колесо об обочину. И опять на сутки с лишним машина выпала из жизни, я заново ее отремонтировал, сейчас опять работаю.
Кто-то говорит: «Вот, тебя по телеку показывают – ты, наверно, зарабатываешь много!» Но абсолютно все средства, которые остаются после вычета бензина, я трачу на благотворительность – на своих животных и на чужих. Вы бы видели, в каких я условиях живу, какой у меня дома приют! Я не занимаюсь кошечками и собачками, я занимаюсь тяжелыми, сложными животными. Я даже сейчас с вами разговариваю, а у меня над головой в клетке сидит огромная сова и смотрит на меня. У меня в приюте живут более 20 сов.
– Как так вышло, что вы стали заниматься совами? Ведь для этого должны быть специальные учреждения, ориентированные именно на работу с дикими птицами.
– Понимаете, какая ситуация: у нас хоть и говорят о помощи животным, ничего этого здесь нет – это все фейк. У нас если птицы падают на улицах – совы, ястребы, коршуны – некому заниматься их лечением. И даже если в МЧС позвонить, они по цепочке доходят до нас, и еду либо я, либо девушка из центра «Сапсан». «Центр» – тоже громко сказано: это просто такой же волонтер, который больше разбирается в птицах, чем все остальные. Нас всего двое таких – я и Клара Васильева – кто со всего Поволжья собирает этих птиц. Я беру в долг денег и еду, бывает, и 500, и 600 километров, забираю какую-нибудь сову на обочине, тащу ее домой, за свой счет делаю ей рентген и после этого мы начинаем лечение. Выхаживаем животное и, если оно готово к выпуску, с радостью едем в лес и отпускаем его, освобождая место для следующего. Буквально через пару недель начнется сезон птенцов, и пойдет: в день по три-четыре птенца будут приносить, в доме все будет заставлено коробочками – это картина ужасающая. Для всего этого и нужно было «зоотакси».
– Уфа – немаленький город, и выходит, что на данный момент вы там – единственный человек, который берется развозить животных, тем более больных или диких. Ваш телефон должен просто разрываться от звонков! Сколько примерно у вас клиентов в день?
– Обычных, несрочных звонков – порядка 30-40 в день, может, даже больше. Но это простые случаи: условно говоря, человека надо от его дома докинуть до соседнего. Причем «Яндекс» там, допустим, стоит около 120 рублей, а я нахожусь в 40 километрах. И я объясняю: «Мне отсюда ехать до вас, забрать и довезти до конечной точки – это 300 рублей, потому что мне хотя бы бензин надо «закрыть». «А, нет, дорого», – и кладут трубку. На такие заявки я стараюсь не ездить, просто потому, что накладно. Но я обязательно еду, когда это больное животное, когда сложная ситуация, когда это животное из приюта временного содержания, когда животное нужно перевезти в другой город к новому хозяину. То есть тогда, когда волонтеры уже справиться не могут.
– Бывает так, что вы подбираете животных прямо на дороге? Например, случайно натыкаетесь на сбитую собаку или ту же сову с перебитым крылом?
– Раньше очень часто собирал таких животных, сейчас, слава богу, стало меньше попадаться. Но если я вижу животное, которое сбили, конечно, я останавливаюсь. Если кто-то мне кидает сообщение, что где-то находится собачка, которую не могут забрать, я в первую очередь прошу, чтобы нашли куратора, то есть того, кто будет договариваться с ветклиниками. Я могу приехать, могу помочь изловить, посадить в машину и перевезти до ветклиники, но нужно заранее договориться, чтобы дальше кто-то этим занимался. Когда вообще ничего решить не могут, находим какие-то другие способы. Недавно я забрал к себе сиамскую кошку – целую неделю наблюдал за ней, никто ее не забирал. В итоге взял к себе, она уже родила. Понятия не имею, что делать с ней и пятью котятами!
– Вы считали, сколько у вас всего животных?
– Если не считать мышей, которых здесь безграничное количество, получается где-то 60 с лишним. Взять даже комнату, в которой я нахожусь, сейчас ради интереса можно прикинуть. Два кролика, ежик, хорек, три кошки, пятеро котят, сова, аксолотль; рыбки, креветки и улитки – их не считаем, они не «штучные», скажем так – аквариум; еще той-терьер где-то здесь бегает. Так что, только в этой комнате получается где-то 14-15 животных. На улице в вольере живет слепой пес, с которым уфимские волонтеры не смогли ничего сделать, он очень сложный. Он только недавно ослеп, его забрали из приюта временного содержания. Несколько человек хотели взять его к себе домой, но не выдержали скуления и истерик. И вот он сейчас живет у меня – прекрасно себя чувствует, набирает вес.
– В вашей практике бывали случаи, которые ставили вас в тупик? Скажем, просили перевезти очень опасное животное или редкое? Рептилию, например?
– Чтобы рептилию предложили перевозить – нет; скорее, прощупывали почву. Мне как-то позвонил парень и начал издалека: «А если это будет не кошечка или собачка, а рептилия?» Я говорю: «А какая разница? Скажешь, в какой температурной среде она должна находиться, какой должен быть уровень влажности, и предупреди за день, чтобы я это организовал в машине». И с той стороны – молчание. Я говорю: «Что не так?» – «Да нет, я просто не знал, что кто-то в этом разбирается…» А я знаю, что это такое, потому что у меня дома живет аксолотль – это редкая амфибия, которая может находиться только в определенном температурном режиме.
– В какой момент вы поняли, что свяжете свою жизнь с животными и благотворительностью?
– Изначально я вообще не собирался заниматься приютами. Я жил в Уфе, но, так как у меня был бизнес в Москве (свой магазин автозапчастей), я постоянно мотался между двумя городами – стабильно два-три раза в неделю летал. У меня была съемная квартира в Москве, на Бунинской Аллее, я ездил на S-классе (Mercedes S-Class – прим. ред.), и все было хорошо. А потом что-то пошло не так (смеется).
– Что же стало отправной точкой, после которой ваша жизнь так круто изменилась?
– Я всегда любил животных: у меня дома было два той-терьера и китайская хохлатая. Началось все с того, что года 3,5-4 назад моя тогдашняя девушка предложила: «Давай на выходные возьмем кролика». Там произошла такая история. Какой-то парень купил для своей девушки в новогоднюю ночь кролика: карликового, красивого, пушистого, с голубенькими глазками. Притащил, а у девчонки аллергия! И ребята не нашли ничего лучше, кроме как загуглить ближайший зоомагазин и просто поставить клетку возле дверей – зимой, в новогоднюю ночь, в тридцатиградусный мороз. При этом они даже не заморочились посмотреть, что это не зоомагазин, а магазин, который торгует рыбками! В три часа ночи они звонят на номер, который указан в 2GIS, каким-то чудом им отвечает хозяин магазина, который сидит дома, с семьей, с детьми. «Мы вам там кролика оставили!» – и трубку положили. Моя бывшая девушка работала в магазине, внутри которого находился этот маленький магазинчик, и решила на выходные взять этого кролика. Ну и не вернула.
– И дальше пошли другие животные?
– Да! Началось все с этого кролика. Потом, так как кролику было скучно, мы решили взять ему морскую свинку; взяли из приюта последнюю оставшуюся там редкую разновидность – лункарию. Это больше похоже не на свинку, а на меховую шапку, которая ползает по полу, и непонятно, где у нее голова. Оказалось, что этой лункарии очень интересно играть с кроликом, а кролик ее игнорирует. Пришлось взять еще одного кролика. Так в какой-то момент у меня появилось три кролика, потом неизвестно откуда появились три черепахи, которых притащили из какой-то столовой. Потом меня выставили из дома из-за всего этого зверинца, и мы с девушкой вынуждены были съехать в съемный дом. И даже в этот момент я не собирался заниматься животными – я собирался их всех по одиночке пристроить, оставить только кроликов. Но что-то не получилось.
– А как вы в итоге пришли к хищникам?
– С хищниками еще интереснее получилось. Я изначально занял совершенно другую нишу. Решил: ладно, буду брать кроликов и других мелких грызунов – домашних, безобидных, которых можно морковкой кормить, условно говоря. Потом в один прекрасный день я ездил по делам в Стерлитамак и на обратном пути, на объездной дороге, разбил днище машины. Пришлось бросить ее и возвращаться пешком. В пять часов утра я еле-еле добрался до дома, упал в кровать, и тут мне звонят из уфимского «Альянса Защитников Животных» (это такое маленькое подразделение башкирского Совета по правам человека). Звонят и говорят: «Дим, тут такая штука – дальнобойщик ехал вдоль трассы, увидел сову. Надо бы ее забрать». Я говорю: «У вас целая Башкирия зоозащитников – съездите, заберите. В чем проблема?!» Ну и с чистой совестью лег спать дальше. Проснулся семь часов спустя, звоню, говорю: «Что там с совой-то?» – «А так никто и не поехал, мы никого не нашли». Я говорю: «В смысле?! Семь часов сова лежит где-то на трассе?» – «Да…» Я спрашиваю, куда ехать, мне скидывают адрес, и оказывается, что это почти в 500-600 километрах езды… А у меня даже машины нет!
– Мне кажется, любой другой человек отказался бы от этой затеи… Но что-то мне подсказывает, что вы все-таки поехали.
– Да, вышел на трассу и добирался автостопом. Туда я добрался поздно вечером, через 5-6 часов. А самое интересное, что мне скинули не геолокацию, а просто скриншот с навигатора. Приезжаю: оказалось, там диапазон поиска – полтора километра… Я стою на трассе, связи нет, интернета нет, с левой стороны гора, с правой речка – и все! Я ходил там два часа и никого не нашел. Думаю: ну, ладно, совесть чиста. Встал на дорогу, начал опять таксовать, чтобы как-то уехать обратно, и смотрю – в кустах валяется что-то. Подошел, вижу: сова сидит. А жара в тот день была жуткая – под 40 градусов. Я на нее смотрю и думаю: «Ну, подруга, если ты столько времени провалялась, ты жить точно хочешь». Снял легкую куртку, которая на мне была надета, и завернул в нее сову. Ведь нельзя же ее показывать! Представляете, как я машину остановлю и скажу: «Здравствуйте, вы меня с совой до Уфы не докинете?» И вот так вот попутками добирался в обратную сторону.
– И ни один водитель не догадался, кого вы везете?
– Я всем говорил, что это котенок. Единственное, когда уже к Уфе подъезжал (осталось буквально километров 15), мужчина, который меня последний вез, говорит: «А что в куртке-то?» Я говорю: «Ты честно хочешь знать?» Он говорит: «Да». А я думаю: да и плевать, даже если он остановится, тут уже маршрутки ходят, я все равно уеду. И развернул куртку. Он, конечно, был в шоке.
– И что вы сделали, когда добрались до города?
– Я сперва подумал: ну, сейчас будет, как с кошечками – позвоню в ветеринарку, назначу время, животное пролечат. Звоню в клинику и мне объясняют, что совами никто не занимается, это очень узкая, кардинально другая специфика. Я говорю: «И что мне делать?» Мне отвечают: «Сначала надо сделать рентген». Я в это время начинаю искать в интернете, кто вообще в Башкирии занимается птицами. Нашел орнитологов, но, если честно, это орнитологи-теоретики – на практике они не смогут сову даже удержать на месте. И тут мне дали контакты Клары Васильевой, волонтера центра «Сапсан», и мы вместе с ней поехали в ветклинику.
Оказалось, что эта женщина – единственная, кто хоть что-то понимает в совах. Мы приехали, сделали сове рентген, стало понятно, что ей надо делать уколы, ее надо выхаживать. В общем, я Клару поблагодарил, вручил сову и собирался уже распрощаться, как вдруг она говорит: «Нет, друг, я дальше поехала, у меня куча дел, я тебе все сказала, удачи!» Я спрашиваю: «А сова-то чья?» Она смеется: «Ты нашел – твоя!» В итоге она меня вернула домой, привезла корм для совы. И буквально через три-четыре дня она мне звонит и говорит: «Ну что, как там сова?» – «Нормально». – «Хочешь еще одну?» – «Нет, не хочу, мне и так хорошо…» – «Либо она умрет, либо ты забираешь». Так у меня появилась вторая сова, потом третья, потом ястреба какого-то притащили, потом коршуна, канюка… И теперь нас с Кларой двое на всю Башкирию – тех, кто умеет ловить хищных птиц, осматривать их, делать им уколы и так далее.
– Как сотрудники ДПС реагируют на ваших необычных пассажиров? Не каждый день встретишь водителя, у которого в машине сидит ястреб или сова…
– На данный момент проблем нет. Вот недавно меня остановили, а на моей машине как раз кончилась страховка, пошли оформлять протокол. И тут один из сотрудников меня спрашивает: «Слушай, ты случайно животных не возишь в машине?» Я говорю: «Вожу». Оказалось, он меня по телевизору видел. И я ему говорю: «Выбирай – либо я страховку на тачку делаю, либо животных прокармливаю. Потому что стоимости страховки хватит где-то на полтора месяца кормления животным – вот как выбрать?» Он говорит: «Все, я понял тебя. Ладно, давай, удачи». Документы отдали, отправили дальше. Так что, человеческий фактор здесь очень многое решает. За все время была пара забавных случаев. Однажды гаишник даже сел ко мне в машину, чтобы сфоткаться с совой. А несколько недель назад был случай с перевозкой огромного алабая. гаишники увидели, что я еду на аварийках, с очень низкой скоростью, по промзоне. Остановили машину, подошли, заглянули в салон, спрашивают: «Далеко ехать?» В итоге они организовали мне сопровождение: проехали передо мной где-то километр с мигалками и уехали дальше. В общем, отношение у них человеческое.
– В одном из постов в своем Instagram вы как-то признались, что вам не нравится, когда вас называют «волонтером» и «зоозащитником». Почему? И кем вы в таком случаете считаете себя?
– Зоозащитниками я могу назвать людей, которые работают в «Гринпис» – это люди, которые устраивают митинги, приковывают себя цепями, если нужно, в общем, жизнь могут отдать за животных. Хотя и здесь деятельность, которой я занимаюсь и которой занимаются некоторые волонтеры, я могу назвать зоозащитой, потому что мы реально разрываемся ради животных. Слово «волонтер» мне не нравится, потому что оно очень сильно потеряло свое значение в России, когда начали на волонтерских движениях «выезжать», зарабатывать на этом деньги. Это слово для меня дико, может, еще и потому, что мне английский хорошо знаком, я слово volunteer иначе понимаю. «Волонтер» – это когда ты в свободное время ходишь и помогаешь. У меня нет такого понятия – «свободное время». Мое свободное время – это я либо сплю, либо делаю вольеры для своих животных. Хорошо ответила Любовь Локотко, когда у нее в одном из интервью спросили: «Вы зоозащитник?» Она говорит: «Нет». «Волонтер?» – «Нет». Журналисты в итоге написали: «зооволонтер»…
– Вы ведь в любой момент могли бросить все и вернуться к прежней жизни, но не сделали этого. То, что вы взяли на себя, мало кто выдержит. Вы считаете себя альтруистом?
– Когда мне говорят: «Вы, наверно, человек с большим сердцем, раз так сильно любите животных?», я отвечаю: «Нет». Люди недоумевают: «Тогда зачем все это?» А я говорю: «Чистый эгоизм». Я просто хочу очень дорого разменять свою жизнь. Рано или поздно я уйду; я хочу, чтобы за время, пока я существовал, что-то поменялось. На данный момент я знаю, что за последние три года я свою жизнь разменял штук на 300 с лишним жизней, которые спасены, оттого что я был.
