Лошадь для казахов всегда была своеобразной валютой. По тучности табунов оценивали зажиточность аула, а сверхбыстрый грациозный скакун становился достоянием джигита и подчеркивал его статус. Поэтому неудивительно, что в степи издревле процветало и воровство коней. При этом захват чужого скота не всегда был противозаконным. Если должник не торопился с выплатой долга, то в таких случаях барымта была фактически легализованной.
Термин «барымта» пошел от чагатайского «баранта» – «разбойничий набег». Но на самом деле набеги у кочевых народов не всегда были разбойничьими. В степи барымта служила своеобразным инструментом возмездия: с ее помощью с нерадивых должников взыскивали неуплаченные долги или наказывали таким образом за другие проступки.
Казахский ученый Шокан Уалиханов описывал барымту так:
«Мы постараемся объяснить баранту (старое русское название), как понимают ее сами киргизы (казахи). У киргиз баранта допускалась и законом. За воровство, грабеж, угон полагается аип (штраф, взыскание), а за баранту ничего. Барантой называется захват чужого скота или чужих вещей, вообще чужой собственности, за неуплаченный долг – калым или кун (қалың – выкуп за невесту, құн – компенсация за убийство). Случалось в старину, что сильный племенным родством киргиз не платил кун за убийство или аип за оскорбление, нанесенное им какому-нибудь менее сильному киргизу. Или же, совершив убийство или кровную обиду, не хотел идти на суд. Тогда по решению родового сейма оскорбленные и униженные шли на баранту и, сделав чувствительный захват, принуждали гордого обидчика дать законное удовлетворение. После примирения барантованный скот возвращался сполна, но без всякого аипа».
Решение о барымте принимал суд биев или совет старейшин-аксакалов. Причем требовать с должника можно было любое его ценное имущество, но так как в степи особенно высоко ценились лошади, именно они обычно становились объектом угона. К тому же, в отличие от других домашних животных – коров, овец, коз или верблюдов, табун быстроходных скакунов мог быть перемещён похитителями в кратчайшие сроки на большие расстояния.
Известный русский географ и этнограф Григорий Потанин, собирая казахский фольклор, упоминает древнюю легенду о происхождении казахов. В ней рассказывается, что посланные Котан-баем за Алашем (легендарным предком казахов) и не вернувшиеся три его сына, были холостяками, и барымта была их повседневным занятием.
«Подобные группы молодых воинов, занимающихся набегами на соседей, были у разных народов – «косууны» долган, el-moran у восточноафриканских кочевников-масаев, «ак-уйлю» – у туркменов. Барымта была средством обогощения вождей таких дружин. Только как исключение из общего правила упомянутая казахская легенда отмечает некоего Булат-мырзу, который не брал себе ничего, не наживался, когда другие совершали барымту, и поэтому был назван Булат-ходжой, то есть благочестивым», – писал казахстанский правовед Савелий Фукс.
Упоминания о барымте мы находим и в древнейших законах кочевого народа. В «Жеті Жарғы» хана Тауке отмечается, что количество возмездия должно быть соразмерно иску, а необоснованная барымта наказывалась как кража. В записи законов Тауке у историка и географа Алексея Левшина барымта производится «с позволения своего старейшины» совместно «с родственниками или ближайшими своими соседями». При этом потерпевший должен был поначалу провести переговоры с обидчиком о возврате похищенного или добровольной оплате куна. Если же переговоры не давали результата, человек обращался к сородичам и старейшинам рода ответчика. И только лишь когда все эти попытки решить дело миром кончались крахом, потерпевший был вправе барымтовать.
Чокан Валиханов упоминал, что угонять скот легально можно было как днем, так и ночью, однако, если барымта производилась в ночное время, то в течение 3 дней необходимо было известить потерпевшего – куда и по какой причине исчез его скот. Ночная барымта, к слову, минимизировала риски вооруженных столкновений и возможных жертв. Даже если стычки пастухов и барымтачей не удавалось избегать, то тяжелые травмы, а тем более убийства, всячески старались предотвратить.
К слову, за умышленное убийство мужчины бии постановляли выплатить кун – до 100 голов верблюдов, за случайное – до 50. Выплата куна назначалась также лошадьми, быками или баранами. За краденую лошадь по степным законам нужно было платить «үш тоғыз», в переводе это означает «три раза по девять», то есть – 27 голов скота. Причем «девятки» могли быть различных видов: «қасқа тоғыз» означал девять голов одного вида скота, «түйе бастатқан тоғыз» – девять голов разного скота во главе с верблюдом, «ат бастатқан тоғыз» – счет девяти голов разного скота начинается с лошади и т.д.
Что интересно – если человек, подвергшийся барымте, возвращал свой долг, то к нему возвращался и угнанный скот. Но без приплода. Если пока длился спор, он появился, то молодняк оставался у барымтачей.
Впрочем, идеализировать барымту нельзя. Ее нередко использовали в своих интересах враждующие родоначальники. Она становилась неуправляемой, ставила по разные стороны представителей казахских жузов и родов, а иногда и целых народов. К примеру, известно о вражде, взаимных набегах и угонах скота между башкирами и казахами, которые длились десятилетиями. Против барымты в свое время выступал Кенесары хан. А казахский писатель Мухтар Ауэзов в повести «Выстрел на перевале» очень талантливо описывает историю бедняка Бахтыгула (его прототипом стал отец известного казахского государственного деятеля Турара Рыскулова). Взяв умелого пастуха под покровительство, бай послал его на барымту у своего недруга – бая Сальмена:
«Сивый несся во весь мах, обходя табун. Кобыла покорно и охотно шла рядом, плечом к плечу. И тут они напоролись на другого табунщика.
Он скакал на хорошем коне сверху, от перевала, наперерез Бахтыгулу, зычно крича:
– Эй, кто там? Кто такой?!
Бахтыгул мигом узнал его по голосу, по уверенной повадке. Этот не робкого десятка, черту не спустит. Сам Бахтыгул был некогда на его месте у Сальмена – знал бай, кому довериться.
Припав к гриве Сивого, Бахтыгул молча выпростал дубину, а табунщик на полном скаку поднял над головой свою, вопя во все горло:
– А!.. Сюда! Ко мне, братцы! А!..- Раскатистое эхо погналось за ними по пятам.
И тотчас с разных сторон отозвались голоса других табунщиков. Судя по тому, как дружно они всполошились, ни один не спал, и их было много. В темноте они живо и безошибочно разобрались, в какую сторону кинуться, и эхо их не спутало. Бахтыгул услышал за собой гулкий топот азартной погони.
Многоголосое яростное улюлюкание раскатилось над табуном. Табунщики словно науськивали друг друга дурным криком… и накликали бурю. В одну минуту послушный, смирный табун одичал.
Десятки голов и грив разом взметнулись вверх, изогнулись длинные хвосты, разлетелись точно по ветру. Кони злобно грызлись, лягались, подкидывая задами, громоздясь на дыбы. Заметались жеребцы, стараясь развести в разные стороны свои косяки. В беспорядочном гуле копыт потонули голоса людей. Конские спины кружились и дыбились, как волны на реке перед порогом. Затем все слилось воедино – в общий тяжёлый круговорот разгоряченных и словно сплетенных между собой тел. А этот круговорот внезапно вылился в страшный, сокрушительный вал, дробящий и размалывающий все и вся тысячами копыт.
Не разбирая пути, в паническом ужасе, будто от наводнения или пожара, табун стремительно прокатился по травам жайляу. Кони распластались в бешеном галопе, неслись бок о бок, вплотную, сминая и растаптывая слабых, и, подобно камешкам от снежной лавины, отлетали прочь однолетки и жеребята, падая замертво».
Бороться с барымтой было сложно не только казахским ханам, но и властям колониальной России. «Устав о сибирских киргизах» 23 июля 1822 года ликвидирует казахскую государственность в Среднем жузе и одновременно относит «грабежи и баранту» к числу тех, еще немногочисленных преступлений, которые «относительно к киргизам» считаются уголовными, и потому изымаются из ведения казахских судов биев и относятся к юрисдикции русских судов, где рассматриваются по уголовным законам империи. Впрочем, царская администрация неоднократно признавала свое бессилие в борьбе с барымтачами, позднее за них взялась советская власть.
Первые предложения о создании официальных нормативно-правовых актов по наказанию за кражу скота были сделаны 13 июля 1922 года, когда на III сессии Казахского Исполкома были внесены дополнения в IX часть Уголовного кодекса РСФСР «о запрете калыма, скотокрадства, беспощадном наказании людоедства».
Советская юстиция различала скотокрадство от барымты, но уголовно преследовало оба явления. Из общего количества имущественных преступлений в 1926 году свыше 40 % составляло скотокрадство, 208 дел было заведено по барымте. В Джетысуйской губернии (ныне Алматинская область) в 1925-1927 годах скотокрадство составило 49 % от общего числа преступлений.
Прошли столетия, но скотокрадство продолжает процветать в казахстанских степях и сегодня. Правда, это уже не та барымта, с помощью которой наши предки добивались справедливости, поэтому с 2020 года наказание за это преступление существенно ужесточилось.
«Бичем» настоящего времени стало совершение краж скота. Профессиональные барымтачи отгоняют лошадей табунами, передают из рук в руки, а в случае задержания возвращают скот и откупаются. Имеются факты, когда отдельными преступниками совершено по 56 (Алматы), 65 (Алматинская область) и даже по 112 фактов краж скота (ВКО)», – аргументировал начальник следственного департамента МВД РК Санжар Адилов.
И если ранее за такое преступление злоумышленники привлекались к уголовной ответственности на срок от 5 до 10 лет, то теперь, согласно новой норме Уголовного кодекса, можно лишиться свободы до 12 лет, имущество барымтача при этом будет конфисковано, а примириться с пострадавшей стороной уже не получится. Все-таки до сих пор лошади для казахов ценятся на вес золота.
Алия Султан
